27 января – Международный день памяти Холокоста. В этот день 68 лет назад Советская Армия освободила Освенцим.

Кадиш

Из воспоминаний одного из освободителей Освенцима Василия Яковлевича Петренко, Героя Советского Союза, генерал-лейтенанта в отставке:                

“ Меня, не раз видевшего своими глазами гибель людей на фронте, поразила такая невиданная жестокость нацистов к заключенным лагеря, превратившимся в живых скелетов. … Об отношении немцев к евреям я читал в листовках, но в них ничего не говорилось об уничтожении детей, женщин и стариков. О судьбе евреев Европы я узнал уже в Освенциме. … Я заходил не только в бараки, потрясшие меня своим видом, мне показали также и помещение, где отравляли газом у входа в крематорий. Сам крематорий и газовая камера были взорваны.

Потом я увидел детей… Жуткая картина: вздутые от голода животы, блуждающие глаза; руки как плети, тоненькие ножки; голова огромная, а все остальное как бы не человеческое – как будто пришито. Ребятишки молчали и показывали только номера, вытатуированные на руке. Слез у этих людей не было. Я видел, они пытаются утереть глаза, а глаза оставались сухими…”

 Александр Галич. КАДИШ. Отрывки.

Кадиш — это еврейская поминальная молитва, которую произносит сын в память о покойном отце. Эта поэма посвящена памяти великого польского писателя, врача и педагога Якова Гольдшмидта (Януша Корчака), погибшего вместе со своими воспитанниками из школы-интерната “Дом сирот” в Варшаве в лагере уничтожения Треблинка.

          Когда-нибудь, когда вы будете вспоминать имена героев, не забудьте, пожалуйста, я очень прошу вас, не забудьте Петра Залевского, бывшего гренадера, инвалида войны, служившего сторожем у нас в “Доме сирот” и убитого польскими полицаями во дворе осенью 1942 года.

 Он убирал наш бедный двор,

Когда они пришли,

И странен был их разговор,

Как на краю земли,

Как разговор у той черты,

Где только “нет” и “да” -

Они ему сказали:”Ты,

А ну, иди сюда!”

Они спросили:”Ты поляк?”

И он сказал :”Поляк”.

Они спросили:”Как же так?”

И он сказал:” Вот так”.

“Но ты ж, культяпый, хочешь жить,

Зачем же, черт возьми,

Ты в гетто нянчишься, как жид,

С жидовскими детьми?!

К чему, – сказали, – трам-там-там,

К чему такая спесь?!

Пойми, – сказали, – Польша там!”

А он ответил: “Здесь!

И здесь она и там она,

Она везде одна -

Моя несчастная страна,

Прекрасная страна”.

И вновь спросили: “Ты поляк?”

И он сказал: “Поляк”.

“Ну, что ж, – сказали,- Значит, так?”

И он ответил: “Так”.

“Ну, что ж, – сказали, – Кончен бал!”

Скомандовали: “Пли!”

И прежде, чем он сам упал,

Упали костыли,

И прежде, чем пришли покой

И сон, и тишина,

Он помахать успел рукой

Глядевшим из окна.

…О, дай мне, Бог, конец такой,

Всю боль, испив до дна,

В свой смертный миг махнуть рукой

Глядящим из окна!

            А потом наступил такой день,когда “Дому сирот”, детям и воспитателям было приказано явиться с вещами на Умшлягплац Гданьского вокзала (так называлась площадь у Гданьского вокзала при немцах). 

Эшелон уходит ровно в полночь,

Паровоз-балбес пыхтит – Шалом! -

Вдоль перрона строем стала сволочь,

Сволочь провожает эшелон.

       Эшелон уходит ровно в полночь,

       Эшелон уходит прямо в рай,

       Как мечтает поскорее сволочь

       Донести, что Польша – “юденфрай”.

“Юденфрай” Варшава, Познань, Краков,

Весь протекторат из края в край

В черной чертовне паучьих знаков,

Ныне и вовеки – “юденфрай”!

        А на Умшлягплаце у вокзала

       Гетто ждет устало – чей черед?

       И гремит последняя осанна

       Лаем полицая – “Дом сирот!”

 Шевелит губами переводчик,

Глотка пересохла, грудь в тисках,

Но уже поднялся старый Корчак

С девочкою Натей на руках.

        Знаменосец, козырек заломом,

       Чубчик вьется, словно завитой,

       И горит на знамени зеленом

       Клевер, клевер, клевер золотой.

 Два горниста поднимают трубы,

Знаменосец выпрямил грифко,

Детские обветренные губы

Запевают грозно и легко:

        “Наш славный поход начинается просто,

        От Старого Мяста до Гданьского моста,

        И дальше, и с песней, построясь по росту,

        К варшавским предместьям, по Гданьскому мосту!

        По Гданьскому мосту!

         По улицам Гданьска, по улицам Гданьска

        Шагают девчонки Марыся и Даська,

        А маленький Боля, а рыженький Боля

        Застыл, потрясенный, у края прибоя,

        У края…”