47 лет еврейского присутствия в Старом городе

Седьмого июня 1967 года солдаты Израиля воссоединили Иерусалим. Впервые за много лет евреи вошли в Старый город к своим вековым святыням. Вот, как об этом историческом событии рассказала гордость украинских евреев, рожденная в нашей стране, знаменитая Голда Меир в книге «Моя жизнь»:

«…Это было в 1967 году, после Шестидневной войны. Девятнадцать лет, с 1948 по 1967 год, арабы запрещали нам ходить в Старый город или молиться у Стены. Но на третий день войны — в среду 7 июня — весь Израиль был наэлектризован сообщением, что наши солдаты освободили Старый город и Стена опять в наших руках. Через три дня я должна была лететь в Соединенные Штаты, но я не могла уехать, не посетив Стены. И в пятницу утром — хотя гражданским лицам еще не разрешалось входить в Старый город, потому что там еще продолжалась перестрелка, — я получила разрешение пойти к Стене, несмотря на то, что в то время я была не членом правительства, а простой гражданкой, как все.

Я пошла к Стене вместе с группой солдат. Перед Стеной стоял простой деревянный стол, а на нем — пулемет. Парашютисты в форме, с талесами на плечах, приникли к Стене так тесно, что, казалось, их невозможно от нее отделить. Они со Стеной были одно целое. Всего за несколько часов перед тем они отчаянно сражались за освобождение Иерусалима и видели, как во имя этого падали их товарищи. Теперь, стоя перед Стеной, они закутались в талесы и плакали, и тогда я взяла листок бумаги, написала на нем слово “шалом” (мир) и засунула его в расщелину, как делали евреи давным-давно, когда я это видела. И один из солдат (вряд ли он знал, кто я такая) неожиданно обнял меня, положил голову мне на плечо, и мы плакали вместе. Наверное, ему нужна была передышка и тепло старой женщины, и для меня это была одна из самых трогательных минут моей жизни».

Эрец Исраэль, Иерусалим, Стена Плача живут в каждом еврейском сердце. Где бы ни жил человек, часть его души там, где Храм.

У нашего бессменного ведущего Литературной страницы, поэта, прозаика, ученого, общественного деятеля, человека,  имеющего много званий и наград за свой талант Юрия Давыдовича Полисского есть очень трогательный, пронзительный рассказ, передающий эти чувства. Это – признание в любви древнему городу, излучающему святость и духовность не только для нашего народа, но и для всех людей планеты.

ЗАМКНУТЫЙ КОНТУР

Маленький мальчик бежал по нескошенному лугу, а над ним, снижаясь,  кружил в своей дикой охоте самолет. Мальчик понимал, что убежать невозможно, но все равно, гонимый смертельным страхом, бежал вперед, теряя последние силы.

После той, первой бомбежки города в 41-м, когда в мессиве взрывов, криков, стонов они с бабушкой, растворившись в общем потоке, бежали к бомбоубежищу, «самолетный» кошмар снился ему теперь каждую ночь.

Шли годы. На его родной город больше не падали с неба бомбы, и кошмарные сны прекратились.  И уже, став взрослым, он все чаще видел другие сны, в которых под израильским на удивление не жарким солнцем ходил по священному городу Иерусалиму.

Его сны сбылись.

Он стоял у всемирной святыни – Стены Плача, прижавшись к ней ладонями и лбом. А рядом, также прижавшись ладонями и лбом, стояли люди разных вероисповеданий и рас: евреи, православные и католики, китайцы, японцы, индусы. И какое значение имеет верующий ты или нет, когда в твоем сердце столько несбывшихся надежд и накопленных обид, столько испитой сверх всякой меры горечи. И поэтому ты, как и каждый, обращаешься к Нему с просьбой не о чем-то несбыточном или незаслуженном. Ты всего лишь просишь Его дать совет и немножечко счастья.

Он стоял у Стены Плача и просил. Нет, не для себя. Просил для дорогих и любимых людей – родных, близких, друзей, соучеников и коллег. Просил мирного неба над Израилем и благополучия для родной Украины. А потом не удержался и попросил чуточку для себя.

Он касался каменных плит, чувствуя, как в них пульсирует многовековая боль его народа. Эта пульсация проявлялась все явственной, и, наконец, образуя замкнутый контур, стала циркулировать, проходя через сердце и рождая мощное защитное поле. И он уже точно знал, что был здесь тысячу, две или три тысячи лет назад. Видел римского патриция – варвара Тита Флавия, сжегшего Второй Храм, и отдавшего приказ разрушить Западную Стену. И знал другого римского патриция – военачальника-араба по имени Панган, который ценой собственной жизни отказался выполнить этот приказ.

- Тебя трудно назвать верующим, – услышал он идущий сверху голос, – но именно ты избран мною. И до тех пор, пока будет замкнут связующий контур, ты неуязвим. Но теперь и боль этой страны будет проходить через  твое сердце, не давая ему успокоиться. И, если так же, как тысячелетия назад, вы снова, разрушая связи,  начнете ссориться друг с другом и так же бездарно потеряете свою страну, ты тоже будешь за все в ответе.

Он летел домой, прикрыв по обыкновению глаза, и видел, как будто старый, но совершенно другой сон.

Он – маленький мальчик бежит по нескошенному лугу, а над ним, снижаясь,  кружит в своей дикой охоте самолет. И вдруг, поглощенный мощным защитным полем, самолет рассыпается на части. А по нескошенному лугу, раскинув руки и что-то горланя, бежит и бежит маленький счастливый человечек.