«Палестинский спектакль», покоривший Европу

Замечательный очерк, опубликованный в израильской газете “Детали”, заинтересовал нашу редакцию тем, что из фактов, изложенных в нем , следует, что сто лет назад “Палестинский спектакль”, покоривший Европу, был абсолютно еврейским по содержанию. За 15 лет до провозглашения государства Израиль в Тель – Авиве кипела именно еврейская театральная жизнь.

Автор Борис Ентин, «Детали». Фотографии: Театральный архив имени И. Гура

28 января 1928 года у входа в зал тель-авивского Выставочного комплекса (который сегодня называется старым, а тогда он был совсем новым) собралась настоящая толпа. Здесь проходил один из премьерных показов спектакля «Яаков и Рахель», слухи о котором уже успели взбудоражить всех любителей театра. А их, надо сказать, в Тель-Авиве было немало, особенно относительно общего числа жителей города (а их тогда было всего 35 000).

Говорили, что на сцене буквально реконструирована библейская эпоха. Что актеры разговаривают на каком-то необыкновенном иврите. Что их танцы выглядят, как дикая первобытная пляска. Что музыка в спектакле удивительно напоминает синагогальный молитвенный напев. И самое интересное — все это было правдой.

Поставил спектакль Моше Галеви, один из первых актеров московской «Габимы». В 1925 году он ушел из театра, покинул Советский Союз и уехал в Палестину. И в Тель-Авиве сразу же приступил к созданию новой театральной студии. Объездив города и веси Эрец Исраэль, из нескольких сотен претендентов он отобрал 36 человек. Галеви собирался обучить молодежь системе Станиславского, с которой он познакомился в Москве, но не только. Режиссер ставил перед собой куда более амбициозную задачу — создать в Эрец Исраэль принципиально новый еврейский театр, сочетающий в себе древние иудейские традиции, ближневосточные мотивы и новейшие достижения еврейского искусства.

В 1926 году студия «Оэль» (шатер) представила публике свою первую работу — сценическую композицию по рассказам Ицхака-Лейбуша Переца. Год спустя вышел еще один спектакль — «Рыбаки» по пьесе «Гибель «Надежды» Г. Гейерманса. Но все это была только разминка. По настоящему важной, программной работой Галеви стал спектакль «Яаков и Рахель». В его основу легла драма русского писателя Николая Крашенинникова «Плач Рахели».

Эту пьесу Галеви привез с собой в Тель-Авив из Москвы. В свое время ее дал почитать студийцам «Габимы» сам Евгений Вахтангов — в надежде, что библейская драма в интерпретации русского драматурга окажется созвучной исканиям нового еврейского театра. Галеви, уже тогда мечтавший о режиссуре, с энтузиазмом приступил к работе над пьесой. Но по разным причинам до спектакля в Москве дело не дошло. В Тель-Авиве Галеви решил довести свой замысел до конца, используя те преимущества, которые давала ему географическая близость к местам, где разворачивались описанные в ТАНАХе события.

Вместе со своими студийцами Галеви обошел иерусалимские синагоги, где молились сефарды и йеменские евреи. Тщательно вслушиваясь в интонацию их напевов и произношение слов на иврите, молодые актеры затем пытались воспроизвести их на сцене. Они также провели несколько дней в бедуинском становище, пристально наблюдая за движением и пластикой жителей пустыни. Галеви стремился к тому, чтобы его спектакль в максимальной степени воспроизводил реальный быт и среду обитания библейских героев. В ТАНАХе он видел не только и столько сакральный текст, нежели важный исторический документ, своеобразную летопись еврейского народа. История любви Яакова и Рахели была для него лишь предлогом для реконструкции древнего быта и создания, таким образом, оригинального, самобытного театра ближневосточной еврейской цивилизации, который отличался бы от европейского так же, как японский или индийский театр.

Поэт Авраам Шленский, переводивший пьесу Крашенинникова на иврит, насытил ее цитатами из ТАНАХа, и свой собственный текст выдержал в соответствующем стиле. Композитор Шломо Розовский, писавший музыку к спектаклю, привнес в нее восточные мотивы и мелодику молитвенного еврейского напева. Хореография массовых сцен была выстроена на основе бедуинских танцев, увиденных студийцами в пустынном становище.

Однако при этом Галеви не собирался отказываться и от театральных навыков, приобретенных в Москве. Разбор пьесы он вел строго по системе Станиславского, отыскивая вместе с молодыми актерами «зерно» каждой роли и побудительные мотивы героев в предлагаемых обстоятельствах. Помимо этого, Галеви использовал в работе, как сказали бы сейчас, «мультимедийные технологии». В прологе спектакля на заднике сцены демонстрировался своего рода фильм — диапозитивы рисунков Нахума Гутмана, изображавшие в разных ракурсах библейскую лестницу Яакова.

Работа над спектаклем продолжалась, по нынешним временам, немыслимо долго — год и три месяца. В Тель-Авиве он никого не оставил равнодушным, хотя мнения зрителей разделились. Одни были в восторге от новаторского спектакля молодых студийцев, другие считали их искания не имеющим серьезного содержания эпатажем. Разделились и мнения тель-авивских критиков. Некоторые упрекали «Оэль» в чрезмерном увлечении археологией и отсутствии реального чувства на сцене. Другие, напротив, приняли спектакль как удачную попытку воспроизведения «подлинной библейской жизни», точно отражающей суть описанных в ТАНАХе событий.

И если в Тель-Авиве спектакль «Яаков и Рахель» вызвал споры, в Европе его повсюду ждал восторженный прием. Это произошло в 1934 году, когда «Оэль» совершил большое турне, побывав в Италии, Швейцарии, Франции, Великобритании, Бельгии, Польше и Литве. Здесь тепло приветствовали «палестинский спектакль» — это было первое появление в Европе театральной труппы, созданной в Эрец-Исраэль. «Каждый любитель театра обязан увидеть этот спектакль», — писала лондонская «Дейли телеграф». «В этом спектакле воскресла Библия!» — восторгался каунасский «Литовский листок».

Но главный триумф ждал «Яаков и Рахель» в Париже. Французские критики приветствовали «оригинальный палестинский спектакль». Знаменитая танцовщица Ида Рубинштейн посмотрела его дважды и, под впечатлением увиденного, предложила знаменитому композитору Дариюсу Мийо написать для нее танец на библейскую тему. Мийо, который, как и вся парижская богема, смотрел «Яаков и Рахель», согласился. Он привлек к сотрудничеству выдающегося драматурга Поля Клоделя, который приступил к созданию драматургической основы для «священного танца» Иды Рубинштейн. В дальнейшем реализация плана застопорилась, но драма Клоделя «Мудрость, или Притча о празднике», написанная по мотивам Книги притч, стала важной частью его литературного наследия. А спектакль «Яаков и Рахель» продержался в репертуаре «Оэля» четверть века — до середины 50-х годов.