Живой свидетель: я помню ночь с 21 на 22 июня 1941- го…

Автор – Михаил Макаровский

«Эти дни когда-нибудь мы будем вспоминать…»

Я сижу на своем привычном месте в кабинете Савелия Борисовича Басса – широком диване возле письменного стола, буквально заваленного книгами, документами, фотографиями и рукописями.

- Савелий Борисович, дорогой мой, мы уже который раз с Вами встречаемся. И не единожды я о Вас писал. И вот опять  я у Вас в гостях. Почему опять с Вами? Тех, кто воевал от первого до последнего дня в Великой Отечественной войне, осталось, увы, совсем немного. И потому каждая деталь, каждый эпизод очень важны для всех нас. Всю жизнь я убегал от журналистских штампов «они своей грудью закрыли всех нас», «живая легенда» и пр., но и в этих словах есть своя правда. Когда-то мой школьный учитель истории Даниил Израилевич Ровинский говорил, что история интересна тогда, когда она рассказывается с любопытными подробностями. За годы нашей дружбы я узнал от Вас так много интересного, что это значительно расширило мои представления о войне, тем более, что ни в одной книге этого не прочтешь.

Итак, 22 июня 1941 года: чувствовали ли Вы приближение войны? Допускали ли мысль, что события будут развиваться так непредвиденно?

- Неизбежность агрессии фашистов и, следовательно, войны с гитлеровской Германией мы, конечно, осознавали.  На протяжении ряда лет страна делала все, чтобы организовать оборону. Однако история отвела нам слишком небольшой отрезок мирного времени. Лишь два с небольшим десятилетия назад страна была отсталой, полуграмотной, разрушенной. Как писал маршал Жуков в своих воспоминаниях, «…Экономические возможности не позволили в столь короткие сроки полностью провести в жизнь намеченные организационные и другие мероприятия по вооруженным силам».

Да, война уже витала в воздухе, но мы и мысли не допускали, что будем не наступать, а обороняться. Через много лет мы узнали, что лишь с наступлением темноты 21 июня в ротах «восточной армии» при свете карманных фонарей зачитали приказ фюрера: «Солдаты восточного фронта! Наступил час, когда я могу говорить с вами открыто…» Только тогда немецким солдатам окончательно стало ясно, почему стянуты к советским границам столь громадные силы. К чему они готовятся и что предстоит.

- Ночь начала войны Вы встретили фактически на границе.

- Да, мы стояли в городе Злочеве Львовской области, жили в палатках и проводили… спортивный праздник. Но в ночь с 21-го на 22-е объявили тревогу, мы побежали к машинам и завели моторы. Всем срочно раздали завтраки и нас бросили к польской границе на отражение немецких танков, наступающих от Радзилова. Наш экипаж подбил немецкий танк и расстрелял бежавших от него танкистов и пехоту. Немцы тогда отступили. Очень тяжелые бои были под Дубно. Нас там крепко потрепали.

- Савелий Борисович, готовясь к нашей беседе, я поднял, по-моему, очень интересные немецкие документы. В них о самых первых днях войны, об обороняемой с Вашим участием линиеи фронта сообщалось: «В приграничной зоне советские войска на ряде направлений сражаются необычайно упорно. Особенно неожиданным оказался мощный контрудар танковых частей под Дубно». 24 и 25 июня в сводке германского верховного командования говорилось: «Перед группой армий «Юг» противник сражается особенно ожесточенно и упорно. Создается впечатление, что он намеревается нанести здесь решающий удар». Это был знаменитый контрудар 8-го и 15-го механизированных корпусов генерала Рябышева под Дубно, который спутал планы первой танковой группы Клейста и задержал ее наступление. Этот контрудар организовал прибывший в штаб фронта представитель Верховного главнокомандования генерал армии Г.К.Жуков. Германское командование стало подтягивать в этот район новые силы, чтобы ликвидировать прорыв около Дубно. Генерал Гальдер писал в своем дневнике: «Следует отметить упорство отдельных русский соединений в бою. Имели место случаи, когда гарнизоны дотов взрывали себя с дотами, не желаю сдаваться в плен».

Вам, Савелий Борисович, также пришлось участвовать в обороне Москвы…

- Да, но перед этим немцы крепко потрепали нас под Тернополем и с боями мы отступали до Москвы. Немецкое командование планировало, что армия Гудермана ворвется в Москву с юга. Чтобы выполнить эту задачу, фашисты стали штурмовать Тулу. Но их план провалился: мы отчаянно сопротивлялись и вскоре отбили у врага г.Косая Гора. Затем освободили и толстовскую Ясную Поляну. Кстати, сама усадьба небольшая, двухэтажная. На первом этаже немцы устроили конюшню, а экспонаты на втором этаже не тронули. Был я и на могиле Толстого – простой длинный холмик между лесом и дорогой…

- Тогда в Москве было введено осадное положение. Сформированы сотни отрядов боевых дружин, групп истребителей танков. Формировались все новые и новые дивизии народного ополчения. Войска, упорно сражавшиеся в окружении западнее Вязьмы, дали возможность выиграть драгоценное время для организации новой обороны. Приближались решающие события. На сетования некоторых немецких генералов, что наступает зима, Гитлер отвечал: «Когда наступит русская зима, определяю я, а не календарь».

- А ведь зима в тот год стояла действительно страшная. Пожалуй, на всю жизнь я запомнил  жуткую картину: наши пехотинцы, обозленные зверствами фашистов, ставили их заледеневшие труппы в сугробы вверх ногами… Здесь, у стен Москвы. Как выразился сам фюрер, «замерзали во льдах и снегах» самые отборные и многочисленные силы, которые когда-либо бросала в сражения Германия. Эти войска вынуждены были вести ужасные бои, после которых, насколько хватало глаз, поля и холмы незнакомого холодного Подмосковья покрывали трупы, искореженная техника, горящие автомашины. Полки, батальоны становились жалкими горстками людей, которые уже не думали ни о фюрере, ни о «великом Рейхе», а только о том, чтобы уцелеть, выжить, выбраться из этого кошмара.

- В немецких аналитических материалах того периода отмечалось, что «война приносит с собой не внутренний развал СССР, как ожидалось, но его укрепление». Канарис особенно указывает на попытки обвинить абвер в том, что он виновен в неверном определении сил и боевой мощи русской армии. Фюрер будто бы сказал, что если бы он знал о существовании русских сверхтяжелых танков, то не стал бы вести войну.

- К огромному сожалению, в самом начале войны у нас преобладали «легкие танки». Тогда «КВ» и «тридцатьчетверок» было очень мало, а тяжелые танки «ИС» вообще появились в 44-м году. Правда, пришла поддержка с неба – это летом, впервые месяцы войны фашистские самолеты хозяйничали в небе и безнаказанно нас бомбили. Но к битве под Москвой уже преобладала наша авиация. Добавьте к этому уже упоминавшиеся морозы. Да и переночевать-то захватчикам не всегда удавалось – деревянные избы зачастую были сожжены дотла целыми деревнями.

- Не удивительно: советское командование при обороне Москвы приняло решение о противодействии врагу. В одном из пунктов этого постановления говорилось, что на расстоянии 60 км от столицы не должно остаться никакого жилья, где враг мог бы переночевать и согреться. Специально для этого были сформированы мобильные молодежные команды поджигателей. Кстати, именно в такую группу и входила Зоя Комодемьянская. Раньше об этом не принято было говорить, но сейчас, справедливости ради, заметим, что о людях мало кто думал: наших граждан, которые жили в подмосковных избах, вряд ли радовала перспектива очутиться в лютый мороз с детьми на снегу. Так что легендарную Зою как раз местные жители и выдали немцам, застав ее за поджогом…

Савелий Борисович, тогда, за сражение под Москвой Вы получили свою первую боевую награду – медаль «За боевые заслуги». Потом была битва под Прохоровкой, где Вы чудом остались живы.

- Да, в битве под Прохоровкой я был стрелком – радистом. 12 июля на рассвете после артподготовки трижды повторенный прозвучал сигнал «Сталь!», и двинулись танки. Все это продолжалось до пяти часов вечера. Там я получил контузию, немного отлежался и снова вступил в бой. Определить исход этого дня было невозможно, но когда мы узнали, что в нашей танковой бригаде из 65-ти «тридцатьчетверок» уцелело только 17, думали, что потерпели поражение. Но вечером к нам приехал сам генерал Ротмистров и объявил: «Сынки, это победа! Противник отступил на 15 километров, выбьем его со старых оборонительных позиций, и Украина – перед нами…»

- Еще Вы участвовали в Ясско-Кишеневской операции, освобождали Украину и наш родной Днепропетровск! Именно за это Вы награждены и первым своим боевым орденом «Красной Звезды».

- Вот, мы только говорили, что мне довелось побывать в усадьбе Толстого, а ведь в 44-м в ходе Корсунь – Шевченковской операции мы освободили село Моринци и я видел хату, где родился Шевченко – удивительно маленькая аккуратная мазанка под соломенной крышей возле густо поросшей травой балки.

Ну, а Днепр мы форсировали 14-15 октября 43-го года в районе Мишурина Рога. Танки переправляли на понтонах. Плавни были сплошь заросшие камышом, и уже возле самого берега пехота соорудила настил из стволов деревьев. Интересная деталь: немцы не были самоубийцами, они понимали, что наша Пятая гвардейская танковая армия и 23-й танковый корпус генерала Пушкина возьмут их в клещи и потому срочно отвели свои войска. Так что, при переправе мы сопротивления не встретили. Днепропетровск немцы тоже оставили в страшной спешке по той же причине, так что уличных боев за город не было, что позволило избежать больших потерь и сохранить город от серьезных разрушений.

Кстати, командир 23-го танкового корпуса генерал-лейтенант Пушкин Ефим Григорьевич, чей танк стоит в центре города, не погиб при освобождении Днепропетровска, это легенда! Он пал смертью храбрых 11 марта 1944 года в бою у села Новоивановка Баштанского района Николаевской области Украины. А похоронен действительно в Днепропетровске.

- Один мой товарищ рассказывал, что покидающие город немцы построили оккупированных жителей в колону и погнали их за город, но потом бросили. Все возвратились. И знаете, что больше всего поразило их в городе, который немцы уже покинули, а наши еще не вошли? – Тишина! Полная, абсолютная тишина!

Кстати, Савелий Борисович, на столе у Вас очень интересный сувенир – модель танка.

- Это подарок мне, как участнику освобождения Пятихатсткого района – модель танка Т-34.

- Стоп! Пятихатки Вы освобождали в 43-м, а у этого танка башня в виде полусферы. Такие башни появились у «тридцатьчетверок» в конце войны, а в дни освобождения Украины они были еще трапецевидными.

- Вы абсолютно правы. Кстати, на танках с такими башнями мне воевать не пришлось.

- Я знаю, что затем Вас направили в Горьковское танковое училище, откуда уже младшим лейтенантом, комсоргом отдельного самоходно-артиллерийского дивизиона Вас повезли прямо в Монголию. Я хорошо помню Ваши рассказы об августе 45-го, о нестерпимой жаре в пустыне Гоби, одиноких сусликах на мертвой земле и миражах каких-то оазисов и крошечных озер. Как Вы, выйдя к границе Китая, преодолевали по бездорожью безлесый и безводный Хинганский хребет. Как были поражены, увидев на японских пушках деревянные колеса… За бои в тех местах, поставивших последнюю точку во Второй мировой, Вы получили еще одну «Красную Звезду» и медаль «За боевые заслуги».

Савелий Борисович, вспомните какой-нибудь курьез, ведь и без этого на фронте не обходилось!

- Да, конечно! Между Хинганом и Кайтунем, высоко в горах, мы увидели буддийский храм. Он был весь увешан какими-то шелковыми занавесками и покрывалами очень красивых тонов. Поймите – конец войне. Каждому солдату хотелось хоть что-то привезти домой. Хотя бы, как говорится, «жінці на спідницю». Все, естественно, набрали этой шелковой ткани. Но одного не учли: материи этой была не одна сотня лет, и вскоре «трофеи» расползлись прямо в руках!

- Вы, Савелий Борисович, прожили яркую, насыщенную жизнь: после войны была учеба в Ленинградском институте, служба в вооруженных силах, научная деятельность, работа во главе Совета евреев – ветеранов Днепропетровска. Признаться, меня поражает ваша собранность, трудолюбие, обязательность, чувство справедливости и доброта. Сравнительно недавно вышел сигнальный экземпляр итогового тома Книги Памяти. Увы, там оказалось большое количество неточностей, ошибок и опечаток. Я еще подумал, что целой бригаде редакторов и корректоров здесь хватит работы на пару месяцев. Но Вы этот труд выполнили сами, недели за две. Я, который моложе Вас на четверть века, с этим бы не справился, это точно!

В день начала Великой отечественной войны мне очень хочется пожелать Вам и всем, кто сражался за свою Родину, свой дом, свою семью, по ком стреляли, кто не знал, будет ли жив через мгновенье и потому особенно научился ценить и любить жизнь – всем вам здоровья!

Живите долго – пока Вы живы, не соврешь, не переиначешь историю, не назовешь Шухевича героем, а палачей своего народа – людьми, по-своему боровшимися за освобождение Украины.

Участники той далекой, а для молодежи уже не очень известной войны, были и есть эталоном правды, чести и достоинства. Не спешите уходить в легенду, живите, мы очень любим всех вас!